Творчество Вадима Гущина уже знакомо московской публике. В этот раз художник представляет новый проект – историю вещей носильных, как сказали бы старые гардеробщики.

Движение Гущина в искусстве фотографии до нынешней серии можно было бы описывать как благополучное развитие в русле традиционной черно-белой фотографии, успешное развитие в рамках диалога с интеллектуально развращенным зрителем, обожающим аллюзии культурологические и – уже – на историю искусства. Это движение можно описывать как развитие фотографической феноменологии в духе дюссельдорфской школы, каталогизации, но не отстраненно тепловатой, объективированной, напротив, очень личностной, временами пугающей темнотой и инфернальным холодком авторского подсознательного.

Цикл портретов висящих на пустом стуле вещей более обращен к современности и глубже – к исследованию образа современного героя. «Всякое произведение искусства – о человеке, человек – герой художественного творчества». Повторы с вариациями этого текста сопровождают нас на всем протяжении изучения истории искусства. Вплоть до современности. В которой есть место констатации исчезновения героя.

Этот абсурд подобен рекламе пива, в которой кружки и бутылки счастливо греются у камина и наслаждаются видами с высоты пентхауса на ночной сити. В контексте реального времени эта картинка – выход создателей современной рекламы из-под государственного запрета на использование образа человека в рекламе алкоголя. Но с точки зрения психоанализа творчества создателей рекламы – это «проговорка», сигнал об отсутствии интереса к человеку, обозначение его как «потребителя», для чего сойдет замена среднестатистической фигуры продуктом ее потребления. Отсутствие человека в рекламе говорит о нашем времени как об эпохе тотального исчезновения человека не меньше, чем литература или высокое изобразительное искусство.

Когда-то интеллектуалы, как маленькие дети от страшилки, сладострастно обмирали от идеи нейтронной бомбы. Ее не надо было применять, достаточно было самой идеи, к которой мир, общество, отдельные его представители постепенно привыкли. Вещи обозначают хозяина. Они говорят о нем не меньше, чем портрет его лица, а подчас и больше. И, как следующий шаг логической конструкции – вещь, заменяющая хозяина, обозначает его присутствие во всей полноте. Постепенно всякая идея, даже абсурдная вначале, приживается в сознании индивидуума и в ментальности общества.

Пиджаки Вадима Гущина продолжают линию человека без лица Рене Магритта, становятся современной версией сюрреалистического искусства. Вещи вместо человека – сон, но сон, неразличимый в своей реальности от яви…

Постановочная, концептуальная фотография – часть пространства арт-фотографии, – это допуск к творческой лаборатории автора, обнажение его фантазий, материализованных в чистоте, приближающейся к точности замысла. В такой фотографии форма вполне манифестирует идею, каждая деталь установлена на своем месте, и отсутствие деталей – не только стремление к формальному обобщению, но четкое следование курсом основной мысли произведения. Пространство постановочной фотографии абсурдно, как абсурдны образы, возникающие у художника, как абсурдны сны. Их форма – смешение, их язык – зашифрован и требуется прочтение его кодов, в результате которого все возвращается к чистоте высказывания. Но форма фотографического произведения позволяет не только «прочитать» идею, воспринять ее как информацию, но пережить иллюзию погружения в идею как пространство. Пережить ужас посетителя комнаты страха. Комната без хозяина. Вещи, удобно расположившиеся в его отсутствие. В аттракцион приходят по доброй воле. Но открытия порою оказываются непредсказуемыми.