Вадим Гущин: официальный сайт художника

Cтатьи

Искусство, май июнь

Михаил Боде, 2003
Вадим Гущин не в первый раз экспонируется в немецких выставочных залах. Вероятно, «германскому чувству формы», если воспользоваться определением известного историка искусства Генриха Вельфлина, его фотоискусство близко. Ясное, четкое, материальное, но какое-то загадочное.

Снимки Гущина больше имеют отношения к изобразительному искусству, чем собственно к фотографии. Он фиксирует камерой предметы, сколь бы приземленными они ни были, «во фронт», в лоб, превращая натюрморты в портреты (иногда в монументы) вещей. Такой подход к снимаемой натуре одновременно и прост, и сложен. Прост, так как не требует замысловатой постановки объектов в пространстве. Сложен же, потому что снимающий должен выявить из простой предметной мизансцены ее суть, или, как говорил один немецкий психоаналитик, ее «точечность». Напрашиваются аналогии с течениями «новая вещественность» или «магический реализм», бывшими весьма популярными в конце 1920 – начале 1930-х годов. А это импонирует немецкой публике. Интересно ей и то, что фотосерии Вадима Гущина по-своему интерпретируют традицию европейского «натюрмортизма». Эта традиция, как известно, включает в себя и знаменитых «малых голландцев», и испанских, французских мэтров изображения «жизни застывших вещей», и итальянских мастеров puttura metafisica, и представителей различных течений отечественного авангарда, и американских поп-артистов. Кальф и Хеда, Шарден и Пикассо, Сурбаран и Посседа, Де Кирико и Гросс, Моранди и Малевич, Ольденбург и Клапхек у Гущина, вроде бы, перед глазами. Всем им он посвящает своеобразные «омажи»: геометрические «Гипсы» - супрематистам, «Швейные машинки» - «нововещественникам», «Столовые натюрморты» - голландцам, «Книги» - поклон Шардену, «Консервные банки» - приветствие «поп-арту»...

По отношению ко всем им у Вадима Гущина, кажется, респектабельная, спокойная, благожелательная, но и критически-отстраненная позиция. Он их принимает, но никому не отдает предпочтения. Он их считает своими учителями, но в ученичестве не намерен расписываться. Он пересочиняет на фотопленке историю искусства, в которой они были протагонистами. Он ее и составитель, и главный художник: художник-фотограф.